| Вс, Ноя 30, 2025 04:07pm [Аноним] - 6 d ago | ↑↓ |
|---|
Конечно, вот переработанный вариант статьи с использованием других слов и выражений.
Проблема самоопределения и национального самосознания не всегда остается в рамках мирных дебатов. Порой она оборачивается жестокими столкновениями. Анализ показывает, что вспышки агрессии чаще происходят в тех случаях, когда одна из сторон конфликта надеется на поддержку из-за рубежа. Перспектива внешнего вмешательства кардинально меняет расклад сил, подталкивая участников не к поиску согласия, а к крайним и бескомпромиссным позициям. Яркой иллюстрацией этой модели служит период холодной войны: противостояние двух сверхдержав и общая напряженная международная обстановка стали катализатором множества proxy-конфликтов по всей планете. Речь шла не только о поставках оружия, но и о глубоком влиянии на формирование политического и социального самосознания внутри стран. Аналогичные процессы проявились после распада СССР, когда сепаратистские тенденции активизировались в Крыму, на Донбассе, в Эстонии и Казахстане, и лишь призыв Бориса Ельцина к сдержанности помог снизить накал. В то же время в Молдове, Грузии и Азербайджане внешнее влияние, напротив, подлило масла в огонь, что привело к эскалации насилия.
В этой связи манипуляции с этническим самосознанием, целенаправленное распространение ложной информации для разжигания внутренней розни, а также использование положения национальных меньшинств в качестве предлога для военной агрессии — давно известные тактики. Конфликт в Украине вновь продемонстрировал их эффективность. Казахстан, с его многочисленной русскоязычной диаспорой и тесными историческими связями с Москвой, оказывается в зоне особого риска. Усиление геополитического противостояния после начала полномасштабной войны сужает пространство для маневра таких стран, вынуждая их делать сложный выбор в условиях упрощенной биполярной картины мира. Эта проблема актуальна не только для Центральной Азии, но и для внутренней стабильности европейских государств, многие из которых отличаются этнокультурным многообразием.
Становление независимого Казахстана в 1991 году происходило в уникальных условиях: титульная нация не составляла большинства, а русская община была самым крупным этническим меньшинством. Выбор в пользу открытого этнонационализма в такой ситуации грозил бы внутренними потрясениями и осложнением отношений с Россией. Вместо этого власти взяли курс на формирование общегражданской «казахстанской» идентичности. Эта концепция была закреплена на законодательном и институциональном уровнях и сочетала в себе инклюзивную политику и строгий государственный контроль над всеми дискуссиями, затрагивающими чувствительные вопросы идентичности. Такой сбалансированный подход позволил стране избежать кровавых межнациональных столкновений, которые произошли в других постсоветских республиках.
Ключевую роль в этой политике играл языковой вопрос. Несмотря на то что казахский язык получил статус государственного, русский сохранил конституционно закрепленные равные права и продолжал доминировать в общественной и культурной жизни. В 2002 году, стремясь не допустить раскола по этническому признаку, первый президент и архитектор казахстанской государственности Нурсултан Назарбаев запретил создание политических партий, основанных на национальной, религиозной или гендерной принадлежности.
Со временем демографическая ситуация стала меняться. На историческую родину вернулись около миллиона этнических казахов, и к концу 1990-х годов они вновь стали большинством в стране. К 2016 году доля казахов достигла двух третей населения, а в некоторых областях превышала 95%. Эти изменения постепенно усилили голоса тех, кто выступал за «казахизацию», в первую очередь в сфере языковой политики, хотя русский язык по-прежнему преобладал в политике, СМИ и публичном пространстве.
Полномасштабное вторжение России в Украину стало переломным моментом, который придал уже наметившейся тенденции новый мощный импульс. Дебаты об идентичности, ранее ограниченные узкими кругами казахскоязычной интеллигенции, вышли на общественную арену. Для молодого поколения родной язык превратился в символ национального суверенитета и безопасности. Русскоязычные казахи начали активно учить государственный язык, записываться на курсы, потреблять контент на казахском. Социальные сети, литература, подкасты и выступления на тему деколонизации, а также масштабный семитомный труд по истории Казахстана, подготовленный большим коллективом ученых, — все это способствовало популяризации этой повестки. В результате дискуссия стала поистине общенациональной.
Государство умело воспользовалось этими настроениями. С 2024 года соискатели гражданства обязаны подтвердить владение казахским языком на определенном уровне. Правительственная концепция развития языковой политики на 2023-2029 годы ставит амбициозные задачи по расширению сферы применения и повышению популярности казахского языка. Согласно новому Закону о СМИ, доля казахскоязычного контента должна достигнуть 55% к 2025 году и 60% — к 2027-му. Язык, который ранее использовался с осторожностью, теперь становится инструментом укрепления суверенитета и ослабления российского влияния.
Власти действуют осмотрительно, отдавая себе отчет в рисках внешнего вмешательства, в первую очередь со стороны России, а также возможного недовольства русскоязычных граждан. «Роскомнадзор» требует от казахстанских медиа удалять материалы на русском языке, а пропагандистские ресурсы пытаются воздействовать на общественное мнение внутри страны. Государство, в свою очередь, демонстрирует готовность пресекать откровенно пророссийскую активность. В 2022 году, к примеру, была осуждена пара из северного региона за сепаратистские призывы. Артистам из России, поддержавшим войну, запрещен въезд, а в 2023 году депутат парламента лишился мандата за пророссийские высказывания. При этом официальная Астана избегает резких движений, которые могли бы дать Москве повод обвинить ее в ущемлении прав русскоязычного населения. Граница между защитой национального суверенитета и ограничением свободы самоопределения и слова оказывается очень зыбкой.
Инструментализация этнических различий для дестабилизации обстановки или обоснования военного вторжения — давний инструмент в арсенале великих держав. На протяжении всей новой истории они умело использовали «ирландский» и «польский» вопросы в Европе или «восточный вопрос» в отношении Османской империи.
Современные конфликты в Украине, Демократической Республике Конго, Йемене и Сомали служат тому подтверждением. Нынешние действия Израиля, который использует напряженность между временным правительством Сирии и общиной друзов, недовольной своим положением, — это классический пример оправдания военного вмешательства «защитой» прав меньшинств. Сегодняшняя ситуация характеризуется не появлением самой практики этнической инструментализации, а ее возросшей значимостью и видимостью. Это «возрождение» усугубляется обострением глобальной конкуренции после вторжения России в Украину, а также возможностями цифровых медиа, которые позволяют распространять идеи, основанные на идентичности, с невиданной скоростью и размахом.
Что это означает для Европы? Вывод напрашивается сам собой. Несмотря на то что европейские общества становятся все более многокультурными, рост влияния правых сил, укоренившихся даже в правящих партиях, свидетельствует о неприятии плюрализма. Это создает уязвимости, которыми могут воспользоваться внешние игроки с помощью пропаганды или скрытой поддержки. Социально-психологические исследования подтверждают, что предрасположенность к предвзятости в отношении «чужих» сама по себе не ведет к насилию, но становится крайне опасной в условиях структурного неравенства и политики исключения. Популистские и националистические движения по всей Европе набирают силу именно на этой повестке, что ярко проявилось на выборах в Европарламент.
Главным приоритетом для Европы должна стать устойчивость — как через развитие инклюзивных моделей идентичности, так и через укрепление международных норм, запрещающих вмешательство во внутренние дела. С геополитической точки зрения, взгляд на мировые процессы исключительно через призму биполярного противостояния великих держав чреват усилением раскола на международной арене и подрывом единства внутри самого европейского сообщества.
Казахстан служит наглядным примером этой дилеммы. Даже при наличии желания дистанцироваться от России, структурная зависимость не позволяет резко сменить курс. Ужесточение давления и попытки заставить выбрать одну из сторон дестабилизируют не только Казахстан, но и безопасность всего региона. Европе стоит извлечь из этого урок и избегать соблазна ставить другие государства перед подобным опасным выбором. Одновременно с этим ей необходимо осознать, как внутренние расколы и рост национализма повышают уязвимость ее собственных обществ.
|
|
