|
| Вт, Мар 1, 2022 08:03am [Аноним] - 779 d back | ↑↓ |
|---|
СЕГОДНЯ ПОШЁЛ ШЕСТОЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ В УКРАИНЕ. Мы поговорили с жителями украинских городов о том, как изменилась их повседневная жизнь, что они чувствуют и что думают о происходящем. Минобороны России, напомним, по-прежнему утверждает, что военная операция не касается гражданского населения Украины и называет обратную информацию «фейками».
Я родился в Мариуполе и все тридцать шесть лет прожил здесь. Давно хотел путешествовать — возможно, теперь придётся посмотреть западную часть Украины. Знакомые готовы вписать в Ивано-Франковске, если здесь станет совсем тяжело. От Донецка до Мариуполя сто тринадцать километров, мы одни из первых увидели войну. Говорят, Волноваху, городок между нами, почти сразу сровняли с землёй.
В прошлый четверг жена отвела нашего сына в школу, я ещё спал. Вдруг звонит учитель, говорит срочно возвращать ребёнка домой — повсюду обстрелы. Я сначала ничего не понял — в нас и так часто стреляли со стороны ДНР последнее время. А потом вышел на улицу, там всё было слышно, как в 2014 году.
Я режиссёр, но последнее время был в кризисе, работал в аквариумном магазине. Позвонил начальнику: «Артём, что делать?» Узнал, что работа, естественно, останавливается. Без работы остались почти все. А цены в магазинах взлетели — мы остались, можно сказать, в оцеплении, к тому же люди всё скупают в больших количествах. Сахар был по 35 гривен стал 45, сейчас вообще нет. Гречка была 40 стала по 80. Хлеб был 20, подскочил до ста, спустился до 30, теперь выровняли до 20 по указу мэра.
Для чая и кофе мы всегда покупали бутилированную воду, своя здесь всегда была не очень, сейчас из-за военных действий нас переключили на местную воду — из Старокрымского водохранилища. Мы налили её для пробы в кастрюлю — все стенки под утро покрылись налётом. В «Шансе» рядом с домом воды на днях вообще не было, стоит бутылка «Боржоми» в стекле, дешевле купить кока-колу, а ведь деньги постепенно закончатся. Вчера не смогли купить анальгин и нафтизин в аптеке, пришлось взять спрей от насморка за восемьдесят гривен. Всё выглядит, как будто грядёт гуманитарная катастрофа.
У меня не получается спать больше четырёх часов в день, волей-неволей нахожусь в новостном потоке и тревожусь от этого. Мы с семьёй пока не спускались в бомбоубежища. У нас двухэтажный дом, построенный пленными немцами, не уверен, что в подвале безопасно — если завалит, непонятно, как потом выходить. В соседнем доме, правда, была пристройка для выхода из подвала на улицу, но один житель сломал её, чтобы ничто не мешало проезду в гараж. В Мариуполе достаточно много людей смотрят российские новости, потом они говорят: нас идут освобождать? А от чего нас освобождать? По факту ведь получается от мирной жизни, от еды, от свободы, от работы, пенсии. Мы с женой оба потеряли работу, пособия на ребёнка сейчас тоже не будет. Мой сын учится в школе для глухих, там дети из семей разных политических взглядов — но так как в силу специфики они общаются немного иначе, то и конфликты проходят по-другому, спокойнее.
Много людей остаются в Мариуполе, ничего здесь не работает, обстановка стабильно небезопасная. Недавно по всему городу появились метки диверсантов — то ли для их перемещения по городу, то ли для обстрела нас. Когда я выхожу в магазин, часто вижу какие-то хорошие кадры домов и природы, но снимать уже ничего не могу. С одной стороны, сейчас это привлечёт внимание как диверсионная работа, с другой — порыва фотографировать, как раньше, сейчас тоже нет из-за самого состояния войны.
Двадцать четвёртого февраля в пять мне позвонила мама из Житомирской области и сказала: «Ты знаешь, что Харьков бомбят?» Я такая: «Нет, не знаю». И тут же взрыв. Ну, здравствуйте, началось. Потом я провожала своего ближайшего друга к военкомату. Утро было одним из лучших в моей жизни, эстетически меня всё поразило: небо уникальной красоты, ярко светило солнце.
Войну как будто многие предчувствовали, мне всё время предлагали уехать то к маме, то во Львов, то попытаться эмигрировать. В итоге я осталась в Харькове. Из-за кота. У меня уличный дерзкий кот, его невозможно посадить в переноску и куда-то вывезти. Ещё где-то внутри мне хотелось посмотреть и почувствовать всё. Сейчас хочу сказать, что эту сессию можно уже и заканчивать, пошёл какой-то тяжёлый БДСМ, случается много парадоксов. Я работаю в тату-салоне Skin dreams, мы про себя называем его «Кожаные мечты», мой восемнадцатилетний коллега полгода назад вырвался из Луганска, радовался: «Ура, сбежал от оккупантов». В феврале махнул навестить родителей и застрял хуже всех нас. С другой стороны, многие как будто готовились к войне — закупали крупу, питьевую воду, чай. Все промахнулись только с сигаретами и кошачьим кормом. В Харькове сильный дефицит кошачьего корма, зоомагазины не работают. Недавно, правда, один зоомагазин открылся — говорили, что пенсионерке в очереди оторвало ноги.
Я шучу иногда, что война освободила меня от необходимости бить всем одинаковые надоевшие татуировки. Сейчас совершенно негде купить картриджи, да и в целом на это сейчас нет спроса; татуировщица — самая бесполезная профессия для войны. В АТБ-маркетах дефицит всего — к полудню пустые полки. Остаются только вещи из отдела смешного хлама: блокнотики, игрушки, карандаши. Приходит много народу, и всё скупают. Уже двадцать четвёртого я не смогла купить кошачий корм — там была очередь размером с Чёрное море. Правда, кассирши работают сейчас очень быстро, никогда не видела, чтобы пробивали так хорошо. Перепада в ценах я вообще не заметила. В маленьких ларьках всё могут попытаться продать за миллиард, но в больших сетях цены держатся, просто хлеб не всегда легко достать.
Я хожу в основном только в убежище. На днях, правда, хотела сдать кровь, но у нас проблема с логистикой — ездит волонтёрский Blablacar, то есть волонтёры на машинах, которые развозят хлеб и могут отвезти на вокзал по необходимости. Это бесплатно, но хорошо что-то давать водителям, например еду или бронежилет. Бронежилету в Харькове все будут счастливы. Я подумала, что неуместно просить доставлять в центр сбора крови. В домашний подвал-бомбоубежище я ни разу не спускалась — живу рядом с метро и хожу туда. Там собираются очень доброжелательные приличные люди, многие приходят с животными — собирается такой контактный зоопарк, есть зарядки, которые можно питать от удлинителя, я отнесла туда чайник, другая женщина — мультиварку, теперь можно поесть горячего. Люди нервничают, но в основном стараются держаться. Походы в бомбоубежище зависят от настроения: иногда думаешь, убьёт и ладно, выходишь в коридор, а когда есть настроение спасаться — бегаешь в убежище каждые пару часов. В первый день войны я провела в бомбоубежище сутки. В наших пабликах пишут, когда начинается тревога, но никто не пишет, когда она заканчивается. Так что проводишь в бомбоубежище время в зависимости от своего фатализма. В условиях войны возникают новые условия — например, мужчинам без документов не вариант перемещаться по городу. При этом в целом народ достаточно активен, многие ушли волонтёрами в территориальную оборону; многие айтишники, которые никогда не участвовали в политических движениях, мобилизовались. Я отношу из дома тряпки на изготовление коктейлей Молотова — когда будет совсем п****ц, ими придётся пользоваться. Я тотальный рас****яй, на момент начала войны у меня не было рюкзака, так что вместо тревожного чемоданчика у меня тревожный пакет из АТБ. В нём лежат крупа и чай, кошачье лакомство, зарядка для телефона, барыжка с документами и блеском для губ.
Я живу в коммунальной квартире, моя соседка забрала себе прекрасную белую собаку, похожую на хаски, — её хозяева уехали на ближайшие два месяца. Ещё мои соседи вчера впервые в жизни пекли печенье, оно не получилось и всё сгорело, но тем не менее процесс был отличный. Моё состояние сейчас я бы могла передать тем фактом, что я теперь люблю оперу и после войны обязательно пойду послушаю Вагнера. Как художнику и богемной женщине мне интересно, как человеку, который намерен иметь две ноги, — хочется, чтобы всё как можно скорее завершилось.
|
|
Chicago.Ru не несёт ответственности за достоверность размещенной информации © 2000-2024 Chicago.Ru
|
