| Ср, Июл 13, 2022 01:28am [Аноним] - 652 d back | ↑↓ |
|---|
За три месяца действия статьи о «фейках» про армию в разных регионах РФ, по данным ОВД-Инфо, возбудили по меньшей мере 59 уголовных дел и вынесли два приговора. «Фейками» могут посчитать репосты в соцсетях, антивоенные листовки и даже телефонный разговор. При этом нередко за похожие действия противникам войны могут вменить и административную статью — о дискредитации российской армии. ОВД-Инфо разобрался, как работает статья 207.3 УК.
25 марта ингушская журналистка Изабелла Евлоева сошла с самолета в одной из европейских стран, отключила авиарежим на телефоне и получила десятки сообщений со словами поддержки от друзей и коллег — люди призывали «оставаться смелой», желали ей сил и выражали сочувствие.
«Я испугалась, что случилось что-то с родными. В такой ситуации думаешь о том, чего больше всего боишься. Когда поняла, что это всего лишь уголовное дело, все живы и здоровы — выдохнула», — вспоминает журналистка.
Так Евлоева узнала, что стала фигуранткой дела по статье о «фейках» про российскую армию. Спустя месяц на Евлоеву завели второе дело, о чем она тоже узнала из сообщений в мессенджере, — журналисты просили его прокомментировать.
К уголовному преследованию журналистка была готова. Она много писала о протестах в республике, которые начались осенью 2018 года, после того как главы Ингушетии и Чечни подписали соглашение об изменении границ. В то время Евлоева работала на Национальной телерадиокомпании «Ингушетия» и была в декретном отпуске. Она избегала политики и мечтала заняться проектом для детей — переводить на ингушский язык мультфильмы. Но молчание местных СМИ о протестах настолько задело Евлоеву, что она решила писать о происходящем в своих соцсетях, став едва ли не единственным источником информации о митингах против передачи земель Чечне. Журналистка тоже ходила на митинги, собирала информацию о происходящем, передавала ее российским и международным СМИ. Она была хорошо знакома с активистами и разделяла их позицию. Со временем странички в соцсетях переросли в независимое медиа «Фортанга», а Евлоева стала его главным редактором.
«В материалах „ингушского дела“, по которому посадили моих соратников, я фигурирую как участница экстремистского сообщества. Так что [преследование] было вопросом времени. Но я, конечно, представить не могла, что мне вменят именно эту статью», — рассказывает журналистка.
Когда на участников протестов в Магасе завели уголовные дела, Евлоева была за пределами России. Опасаясь ареста, она решила не возвращаться, но продолжила освещать события в Ингушетии.
С началом войны «Фортанга» стала писать о военных из Ингушетии, отправленных в Украину, публиковать списки погибших и раненых, имена которых становились известны из украинских материалов. По словам Евлоевой, читатели «Фортанги» не поддерживали войну: «Мы провели опрос общественного мнения. Были такие настроения, что это вообще не наша война и зачем ингушам на нее ехать. Колониальное отношение со стороны России мы испытывали всегда, и людям совершенно понятны чувства украинцев».
Вскоре Роскомнадзор начал блокировать СМИ, которые писали о войне без ссылок на официальные российские источники. Редакция «Фортанги» попыталась избежать блокировки и удалила с сайта материалы об Украине. Публиковать их Евлоева решила в своем личном телеграм-канале. Именно эти публикации стали поводом для уголовных дел.
Изначально СМИ сообщали, что поводом для первого уголовного дела стал пост от 23 марта, в котором Евлоева называет символ Z «синонимом агрессии, смертей, боли и бессовестных манипуляций». Однако, судя по постановлению о возбуждении уголовного дела (имеется в распоряжении редакции), речь идет о постах, опубликованных с 5 по 9 марта. В этот период Евлоева дважды писала о жителях Ингушетии, плененных украинскими войсками, дважды размещала сводки о потерях, а также публиковала авторскую заметку о погибших на войне ингушах и пост об открытом письме с рассуждениями о ситуации в Украине, которое приписывают сотруднику ФСБ. Журналистка считает, что правоохранителей заинтересовали либо все эти публикации, либо некоторые из них. Адвокату Евлоевой Андрею Сабинину в отсутствие подзащитной в России следствие точной информации не дает.
Второе дело возбудили спустя месяц. На этот раз поводом стал репост фотографий из Бучи с комментарием: «Российская армия насилует женщин и девочек в Украине, убивает мирных людей, грабит и мародерствует. Я смотрю новости и меня захлестывают флешбеки. Ничего не изменилось со времен Чеченской войны. Все то же самое».
«Фортангу», несмотря на все предосторожности, все равно заблокировали в конце марта. Никаких объяснений редакция, по словам Евлоевой, до сих пор не получила. В апреле отца и 22-летнюю дочь журналистки, оставшихся в Ингушетии, вызвали на допросы в Следственный комитет. Силовиков интересовало местонахождение и контакты Евлоевой, то, как родные относятся к ее деятельности, и почему не выписывают ее из дома, где она не живет много лет. Тогда же в провластных ингушских телеграм-каналах сообщили, что журналистку объявили в международный розыск по делу об экстремистском сообществе. «Сейчас Евлоева переключилась на тиражирование хохлофейков. Считает букву „Z“ — свастикой нового времени. Давайте навестим Евлоеву в ее фейковой помойке», — писали в одном из каналов. Позже информация о розыске не подтвердилась. По мнению журналистки, таким образом ее хотели просто запугать.
«Я не понимаю, в чем смысл заводить два уголовных дела по одной и той же статье на человека, который не живет в России. Мне кажется, это нужно, чтобы устрашить остальных. Думаю, власти решили устранить всех, кто говорит лишнее. Например, нам в руки попал список из 12 имен погибших [жителей Ингушетии], а в это время официальные СМИ рапортовали, что погибли всего 4 человека. Наши публикации вызывают широкое обсуждение, и поэтому показательно завели эти дела», — считает журналистка.
«Чтобы общество понимало»
Через несколько часов после того, как президент России объявил о начале войны в Украине, Роскомнадзор выступил с требованием: писать о войне, которую следует называть исключительно «специальной военной операцией», теперь можно только по официальным государственным источникам. В противном случае ведомство угрожало блокировками и штрафами до пяти миллионов рублей.
За этим последовало усиление цензуры — 26 февраля РКН потребовал от 10 независимых изданий удалить публикации о войне, пообещав в случае отказа их заблокировать. С тех пор блокировкам подверглись более трех тысяч сайтов (по данным «Роскомсвободы» на 5 мая). К середине апреля Роскомнадзор заблокировал более 117 тысяч «фейков» о войне, следует из отчета главы ведомства.
Через неделю после начала войны, 4 марта, Государственная дума закрепила военную цензуру законодательно — был принят пакет поправок в КоАП и УК, предусматривающий наказание за высказывания о войне и российской армии. В уголовный кодекс включили новую статью 207.3 — «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил Российской Федерации». Поправки внесли в законопроект 2018 года, уже прошедший первое чтение. Законопроект за один день прошел оставшиеся два чтения, его сразу же единогласно одобрил Совфед и подписал президент. В силу новая статья вступила в тот же день.
Во время обсуждения инициативы председатель Госдумы Вячеслав Володин отмечал: «Есть возможность, что уже буквально завтра [новые нормы] заставят тех, кто лгал и делал заявления, дискредитирующие наши вооруженные силы, понести наказание, причем очень жесткое. Хотелось бы, чтобы все понимали — и общество понимало, — что это мы делаем для того, чтобы защитить наших солдат, офицеров, для того, чтобы защитить правду».
6 апреля в силу вступили поправки к статье 207.3 УК, согласно которым уголовное наказание могут повлечь также ложные высказывания о действиях госорганов России за рубежом. По мнению Станислава Селезнева, старшего партнера «Сетевых свобод» — правозащитного проекта, который ведет больше 20 дел о «фейках» — эти поправки работают так: «Вот напишете вы что-нибудь, например, про [министра иностранных дел] Лаврова, который действовал за пределами нашей страны, — это теперь тоже может быть основанием для уголовного дела. А если вы пишете про его действия, пока он еще не сел в самолет и не покинул Россию, здесь состава нет».
За распространение «фейков» можно получить штраф до полутора миллионов рублей, до одного года исправительных работ, до трех лет принудительных работ или до трех лет лишения свободы. Если «фейки» распространены с использованием служебного положения (п. «а», ч. 2), группой лиц (п. «б», ч. 2), с искусственным созданием доказательств (п. «в», ч. 2) из корыстных побуждений (п. «г», ч. 2) или по мотивам ненависти либо вражды (п. «д», ч. 2), штраф возрастает до пяти миллионов рублей, принудительные работы — до пяти лет, а лишение свободы — до десяти лет. Самое суровое наказание предусмотрено за «фейки», повлекшие за собой тяжкие последствия, — до 15 лет лишения свободы. При этом в законе не поясняется, что из себя представляют тяжкие последствия. На сегодняшний день об уголовных делах по этой части неизвестно.
О первых уголовных делах по новой статье стало известно 16 марта — два дела возбудили в Томской области и одно в Москве. На 14 июня нам известно по меньшей мере о 59 делах в отношении 58 фигурантов. Первый приговор 30 мая вынес суд в Забайкалье. Жителя поселка Оловянная Петра Мыльникова оштрафовали на миллион рублей. По версии следствия, в чате в вайбере он распространил два документа, информация в которых оказалась ложной, — в одном из них говорилось, что на войну в Украине будут отправлять юнармейцев по достижении ими совершеннолетия, а во втором — что трупы погибших будут сжигать. Сам Мыльников признал вину, хотя не стал отрицать, что не поддерживает войну.
Второй приговор 3 июня вынесли в Крыму по делу сотрудника МЧС Андрея Самодурова. По информации телеграм-канала Baza, 14 марта он якобы ходил по квартирам жителей Ялты и сообщал об экстренной эвакуации, рассказывая, что «США уже направили ракеты и самолеты» из-за войны на территории Украины. О том, какое наказание назначили Самодурову, не сообщается. Судя по информации на сайте суда, его дело рассмотрели всего за одно заседание. Обычно такой скоротечный суд свидетельствует, что обвиняемый согласился на особый порядок рассмотрения дела.
По словам Станислава Селезнева, в делах по статье 207.3 УК Следственный комитет пользуется теми же принципами, что и по делам о «коронавирусных фейках» (ст. 207.1 УК, «Публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан»). Приговоры по этим статьям выносят в упрощенном порядке с признанием вины.
«В работе следственных органов по таким делам есть ключевая особенность: сразу же после задержания либо при первом опросе в качестве свидетеля или допросе в качестве подозреваемого человека убеждают, что необходимо признать авторство высказывания. Этого, как правило, практически никто не отрицает. А затем под этим соусом человеку предлагают написать явку с повинной и признать весь остальной букет диспозиции — и заведомость, и ложность. Формально человек внезапно прозревает и решает самостоятельно явиться в полицию. А уже после получения явки с повинной приглашается адвокат, как правило, по назначению», — объясняет Селезнев.
«Дискредитация» или «фейки»?
Кроме статьи о «фейках», 4 марта в силу вступили законы о «дискредитации вооруженных сил России» — за первую «дискредитацию» предусмотрено административное наказание, за повторную — уже уголовное. Проблема заключается в том, что нередко схожие действия трактуются надзорными органами то как «дискредитация» армии, то как «фейки» о ней. Критерии, которыми руководствуются при этом полицейские и следствие, непрозрачны.
Пост об убийстве российскими военнослужащими жителей города Буча, помимо Изабеллы Евлоевой, опубликовал также медиаменеджер Илья Красильщик. В отношении него тоже возбудили уголовное дело по статье о «фейках».
При этом ОВД-Инфо известно о как минимум 18 случаях, когда за сообщения о произошедшем в Буче вменяли административную статью о «дискредитации». Например, житель Москвы сделал на своей странице во «ВКонтакте» репост длинной записи, которая содержала следующий текст: «В воскресенье всей Америке стало известно о чудовищных преступлениях против человечности российских варваров в Буче, о фактическом геноциде — массовом убийстве людей по одному единственному признаку только потому, что эти люди украинцы, граждане свободной Украины». Его оштрафовали на 45 тысяч рублей по административной статье о дискредитации (решение суда есть в распоряжении ОВД-Инфо).
Среди уголовных дел по статье о «фейках» как минимум четыре завели из-за текстов о числе погибших на войне российских военных. По меньшей мере три административных дела о «дискредитации» возбудили за посты о том же.
Житель Ульяновска отправил в закрытый групповой чат несколько сообщений, среди которых: «Стреляют по детским садикам и роддомам. Больше 60 детей уже погибло» и «Наш Ульяновский батальон под Киевом уничтожили практически полностью. 300 человек уже груз 200 пришел». Его оштрафовали на 30 тысяч рублей (решение суда есть в распоряжении ОВД-Инфо).
А диакон храма Рождества Иоанна Предтечи Дмитрий Баев опубликовал во «ВКонтакте» пост о том, что украинские военные «отправили на тот свет 17 тысяч 500 орков», а также назвал российских военных оккупантами. Против него возбудили уголовное дело. Информацией о числе погибших поделился в соцсети и костромчанин Александр Зыков. Ссылаясь на помощника президента Украины Алексея Арестовича, он рассказал об уничтожении 331-го гвардейского парашютно-десантного ударного костромского полка. На него тоже завели уголовное дело.
Всего ОВД-Инфо изучил 900 доступных решений по статье о дискредитации армии. Суды ссылаются на недостоверность распространяемой информации в около 100 из них, но квалифицируют это как административное правонарушение. Четкой границы между применением статьи 207.3 УК и 20.3.3 КоАП нет, считает юристка ОВД-Инфо Дарья Короленко: «Складывается впечатление, что какой орган быстрее нашел — такое дело и заводят». Сейчас аналитики ОВД-Инфо готовят исследование о применении этих статей и делятся первыми результатами в своем телеграм-канале.
«Изначально у нас была теория, что уголовные дела заводят за публикации на какие-то совсем жесткие темы, вроде постов про Мариуполь или Бучу. Такие уголовки действительно есть, но в то же время за практически идентичные посты вменяют дискредитацию», — рассказывает Короленко.
Она считает, что одна из главных проблем статьи о «фейках» — в расплывчатых формулировках: «Больше половины дел по 207.3 могли бы легко пройти по дискредитации, если не все они. Формулировки, используемые в тексте статьи, слишком широкие. Возможно, когда практики по таким делам станет больше, какая-то логика появится. Хотя я уверена, что это просто абсолютный рандом, который дополнительно создает опасность: запостил ты в интернете что-то и не знаешь, придет ли к тебе уголовный розыск или просто участковый».
Это подтверждает и недавнее интервью следователя СК по Липецкой области Сергея Кирюхина, опубликованное на сайте ведомства: «Говоря простыми словами, любые публикации в общем доступе в соцсетях, на новостных и прочих интернет-порталах, утверждающие о действиях российской армии, которые не находят подтверждения со стороны Минобороны или иных официальных источников (президент, правительство, министерства и ведомства) могут расцениваться как заведомо ложная информация, за распространение которой предусмотрена уголовная ответственность».
Логика статьи о «фейках» и статьи о дискредитации армии в том, что первая наказывает за распространение фактов, а вторая — за мнение, считает Станислав Селезнев. При этом адвокат отмечает, что есть случаи, где новые нормы применяются произвольно: «Если говорить о том, что такого разделения нет, то нужно признать, что дела возбуждаются хаотично. Пожалуй, это все-таки не совсем так. Есть отдельные казусы, потому что следствие пока еще учится, наработанных методик расследования нет, поскольку даже по статье 207.1 УК таких дел на всю страну было немного. Достаточно большое количество ошибок всплывает. Они должны привести либо к переквалификации, либо к прекращению дел».
Телефон и ОМОН — какие еще бывают «фейки»?
Первым известным фигурантом уголовного дела о «фейках», которого отправили в СИЗО, стал водитель московского главка МВД Сергей Клоков. Он родился в Ирпене, некоторое время жил в Буче. В Украине у него остались родственники и друзья, с началом войны отец Клокова эвакуировался из Черниговской области в Германию.
По версии следствия, Сергей Клоков во время телефонных разговоров с коллегами-полицейскими сказал, что Россия занижает данные о погибших военных и эвакуирует раненых в Беларусь, что российские солдаты убивали мирных жителей Украины, а также что Украиной «не управляют нацисты».
Мужчине вменили распространение заведомо ложной информации о российских военных группой лиц с использованием своего служебного положения по мотивам ненависти (пп. «а», «б» и «д» ч. 2 ст. 207.3 УК) и арестовали. Ненависть в действиях Клокова следствие усмотрело к «русскому народу».
В основу дела легла прослушка телефона Клокова, который правоохранительные органы начали слушать за несколько месяцев до войны, рассказывает его адвокат Даниил Берман. Следственные действия проводились в рамках уголовного дела, возбужденного в начала 2000-х, к которому Клоков не имел никакого отношения.
Три телефонных разговора с разными людьми, совершенные в один день, следствие посчитало публичным распространением информации. «Их логика такая: поскольку там три звонка, значит, распространено трем людям, а это больше чем двум, значит информацию он распространил публично», — объясняет Берман.
Во время первого допроса Клоков отказался признать вину, но на втором допросе уже признал. Берман считает, что на его подзащитного оказывали давление.
После задержания в отдел полиции к Клокову приехал адвокат Владимир Макаров и заявил, что будет представлять его интересы бесплатно. По словам Бермана, он не был адвокатом по назначению, так как в материалах дела есть ордер, в котором указано, что Макаров действует по соглашению: «Этот адвокат рекомендовал ему признать вину, не шуметь, иначе будет хуже. С этим же адвокатом он ходил в суд на меру пресечения, и суд избрал заключение под стражу. При этом речь адвоката в суде носила обвинительный характер».
В частности, Макаров утверждал, что Клоков находился в «неадекватном» состоянии, что статья, по которой обвиняют полицейского, «нужна сейчас для предупреждения», что он «сделал плохо» родным и «объедает» их.
«Клоков „наш человек“, он советский человек, он не враг народа. Накуролесил? Да, но не по злобе, „крышу снесло“, психика не выдержала. В течение вчерашнего дня и следователь, и я видели его и дезориентированным, зомбированным, с искаженной психикой и воспаленным восприятием. С ним медленно получалось установить контакт. И то, что нужно сотрудничать со следствием, нужно говорить, что это плохо, он не воспринимает, у него в голове другая информация», — заявил Макаров в суде.
Через несколько дней после задержания мать Сергея Клокова связалась с Берманом и попросила его вступить в дело. В ИВС Берману сначала заявили, что Клоков отказался от его услуг, не предоставив при этом никаких документов об отказе. В конце концов Клоков отказался от услуг первого адвоката и заключил соглашение с Берманом.
Кроме того, Клоков рассказал своему новому адвокату, что сотрудники полиции угрожали возбудить уголовные дела в отношении его матери и жены как соучастниц. Их банковские карты изъяли во время обыска и заблокировали. По словам Бермана, следствие не объяснило, с чем связана блокировка.
Адвокат считает, что дело дойдет до приговора, несмотря на все нарушения: «Я убежден, что если ничего в стране не изменится в глобальном смысле, то все обвиняемые или большая их часть, включая Сергея, будут осуждены. Какое будет наказание, сейчас сказать невозможно, но всех признают виновными. Не для того эту статью вводили, чтобы потом людей оправдывать и прекращать уголовные дела».
Если в деле Клокова публичным распространением посчитали личный разговор, то в деле хакасского журналиста Михаила Афанасьева за «фейки» об армии приняли статью, посвященную ОМОНу Росгвардии. Материал «„Отказники“ или почему 11 бойцов ОМОН Росгвардии по Хакасии отказались от участия в „спецоперации“ в Украине» вышел в издании «Новый Фокус» в начале апреля.
Через несколько дней к главному редактору издания Михаилу Афанасьеву пришли с обыском. Вскоре стало известно, что в отношении журналиста возбудили дело о распространении «фейков» с использованием служебного положения (п. «а» ч. 2 ст. 207.3 УК). Афанасьева арестовали. Издания, которые перепечатали статью «Нового Фокуса», заблокировал Роскомнадзор.
Несмотря на то что речь в материале шла не о военных, Афанасьеву вменили «фейки» об армии. На момент публикации материала Афанасьева речь в статье о «фейках» шла только о вооруженных силах России, более общая формулировка «государственные органы» не использовалась.
«Следствие построено на исследовании достаточно известной экспертессы Ольги Якоцуц, которая неоднократно скандально проявляла себя, например, в деле Светланы Прокопьевой. На вопрос, есть ли в материале Афанасьева высказывание об армии России, эксперт отвечает, что да, есть высказывание об армии РФ в виде описания действий ОМОНа. Уровень мотивировки запредельный. Одна строчка и больше ничего. Ну, лингвист не обязан знать законодательство об обороне и различия между разными войсками. Тем не менее она, выходя за пределы своих полномочий, отвечает на этот вопрос утвердительно», — рассказывает Станислав Селезнев.
«Чтобы молчали вообще все»
7 июня у 70-летних родителей Изабеллы Евлоевой, живущих в Сунже, прошел обыск. Это был не первый обыск у семьи Евлоевых. В 2019 году силовики обыскивали мать и отца журналистки около шести часов, их дом заблокировали военной техникой и никого не пускали внутрь. К тому времени журналистка покинула пост главного редактора «Фортанги» из-за угроз в адрес семьи и уехала из России.
«Тогда мне угрожали, что будут проблемы у моих детей. Они остались в России, а я была в Европе. Но потом [глава Ингушетии Юнус-Бек] Евкуров ушел в отставку. В этот промежуток я смогла забрать [троих младших] детей и вернуться к профессии. Теперь на меня давят через родителей, проводят обыски, вызывают их на допросы», — рассказывает Евлоева.
Новый обыск проходил по делу о «фейках». У родных журналистки изъяли телефоны и снова задавали им вопросы о том, где находится Евлоева, почему прописана по этому адресу и как они относятся к ее работе. В своем телеграм-канале журналистка писала, что после окончания следственных действий ее родители перестали выходить на связь. Позже выяснилось, что у матери журналистки случился гипертонический криз, по окончании обыска ее увезли в больницу.
«У мамы с тех пор каждый день высокое давление. Она боец. Держится, не истерит, ничего такого. Но организм реагирует на стресс. Не столько на обыск даже. Просто родители уже три года живут в постоянном страхе за меня. Они видят, что мои соратники сидят, понимают, что я должна быть в их числе, но по счастливой случайности оказалась в другой стране», — говорит Евлоева.
Журналистка не считает себя виновной и настаивает, что не распространяла ложную информацию. То, о чем писала «Фортанга» и что публиковала у себя в канале Евлоева, проходило несколько этапов проверки. По ее словам, информацию о погибших и пленных редакция получила из достоверных источников: «У меня был пофамильный список с названиями рот, годами рождения, всеми остальными данными этих людей. Я же все это проверяла, я же это не выдумала. Это смешно! У нас есть люди, которые распространяют заведомо ложную информацию в России. Это наше правительство, наш президент. Они знают, что врут нам уже много лет, и продолжают это делать. Все, что они делают сами, они навешивают на других людей, на обычных людей».
По мнению старшего партнера «Сетевых свобод» Станислава Селезнева, в делах о «фейках» следствие практически не доказывает «заведомую ложность» информации. «Чтобы доказать „заведомость“, необходимо доказать целый комплекс обстоятельств — что лицо абсолютно точно знало, что информация недостоверная, и распространило ее с целью введения в заблуждение. Вместо этого следователи склоняют к признанию вины», — объясняет он.
Следствие исходит из того, что достоверную информацию дают только государственные источники, а все остальное записывает в «фейки». По словам Селезнева, подтвердить, что информация не ложная, можно двумя способами — доказать либо то, что врет Минобороны, либо то, что у автора высказывания не было сомнений в правдивости информации.
«Первый вариант в нынешних условиях скорее невозможный. А во втором случае начинается самое интересное, потому что это оценочный подход. Для кого-то доверие заслуживают только посты Минобороны, а кто-то считает, что, например, «Би-би-си» дает правдивую информацию. Но проблема в том, что зачастую [эти источники] друг другу противоречат. В условиях военных действий это совершенно нормально, учитывая, что Минобороны — одна из противоборствующих сторон. По факту спор в уголовных делах по „фейкам“ идет по принципу „посты против постов“», — считает адвокат.
Помимо двух дел Изабеллы Евлоевой, по статье о «фейках» в Ингушетии обвиняют блогера Ислама Белокиева. Он рассказывает о проблемах региона на собственных площадках в YouTube и Telegram, критикует российские и ингушские власти, выступает против войны в Украине.
«Для самой маленькой республики в России три уголовных дела о „фейках“ — это немало, — считает Евлоева. — В соседних регионах полностью все задавлено, в Ингушетии на этом фоне еще какая-то жизнь была. У людей протестные настроения после того катка репрессий, которым прошлись по нашему обществу власти. Поэтому нам хотят закрыть рты, чтобы молчали вообще все. И в принципе им это удается. „Фортанга“ — единственное издание в регионе, которое освещало острые темы, но теперь хотят заткнуть и его».
С момента обыска на канале Евлоевой не выходят новые публикации. Как рассказала журналистка, через родственника ей передали, что пока она будет писать про Ингушетию, ее родителей не оставят в покое.
«Моя семья сейчас находится в заложниках. Со мной торгуются их благополучием и спокойствием. Давят на меня, чтобы я перестала писать и вообще заниматься журналистикой. Я думаю об этом целыми днями и не могу принять решение. Сначала мне кажется, что я должна согласиться на их условия ради родных. Потом мне кажется, что я не могу этого сделать, потому что это несправедливо. Я понимаю, что мир несправедлив. Но когда ты знаешь, что права, а на тебя давят таким низким способом и шантажируют, принять решение очень сложно», — говорит журналистка.
Евлоева подчеркивает, что покидать Россию ее родные не намерены, а «Фортанга» продолжит работать даже без нее: «Папа с мамой говорят, что слишком старые для того, чтобы уезжать, что им скоро умирать, и они хотели бы остаться на своей земле. Может быть, это не всем понятно, но наши люди очень привязаны к своему месту. И потом, даже если они уедут, там останется моя старшая дочь с семьей, у нее скоро будет ребенок. Останутся мои братья. „Фортанга“ — народное издание, оно создавалось активистами в момент народных протестов. Какое бы решение я ни приняла, это дело есть кому продолжить».
According to OVD-Info data, the three months of the enforcement of the law on «fakes» about the Russian army have resulted in at least 59 criminal cases and two sentences in different regions of Russia. Reposts on social media, anti-war flyers and even phone conversations can be considered «fakes». OVD-Info analysed how Article 207.3 of the Criminal Code works in practice.
On March 25th, Ingush journalist Isabella Yevloeva got off a plane in a European country, switched off airplane mode on her phone only to receive a flood of messages with words of support from her friends and colleagues. They told her to «remain brave and strong» and expressed their sympathy.
«I got scared that something had happened to my family. In a situation like this, you always think of your greatest fear. Once I realised that this is just a criminal case and everyone is alive and well, I relaxed, ” — the journalist recalls.
This is how Yevloeva learned that she was facing a charge in connection with the article on «fakes» about the Russian army. One month later, they launched another case against Yevloeva. Once again, she learned about it from a messaging app when journalists asked her to comment.
The journalist was prepared for criminal prosecution. She had extensively covered the protests in her republic that started in the fall of 2018 after the heads of Ingushetia and Chechnya signed an agreement on changing the borders. At that time Yevloeva was employed at the national television and radio company «Ingushetia» and was on maternity leave. She was not into politics and dreamt of a children’s project where cartoons would be translated into the Ingush language. However, the silence in the local media about the issue bothered Yevloyeva so much that she started to write about it on her social media. Her accounts became a very rare source of information about the protests against the land transfer. The journalist also attended demonstrations, gathered information and sent it to Russian and international media. She knew the protesters well and shared their stance. With time, Yevloyeva’s social media accounts transformed into an independent media organization called Fortanga and Yevloyeva became its editor-in-chief.
«In the ‘Ingush case’ that led to the sentencing of my associates, I am listed as a participant of an extremist organisation. This is why [the prosecution] was a mere question of time. I, of course, could not have imagined that I would be charged with this particular article, ” says the journalist.
When the criminal charges against Magas protestors were brought forward, Yevloeva was outside of Russia. Fearing her arrest, she decided to stay abroad but to continue covering Ingushetia news.
When the war started, Fortanga started to write about the soldiers from Ingushetia who were sent to Ukraine and to publish lists of those killed and wounded, finding their names in Ukrainian sources. Evloeva says that Fortanga readers did not support the war: «We did an opinion poll. The general sentiment was that this is not our war and there is no sense in the Ingush participating. We have always suffered from the colonial attitude of Russia, so our people can empathise with Ukranians.»
Very quickly, Roskomnadzor started to block any media that wrote about the war not referencing official Russian sources. The editors of Fortanga tried to avoid being blocked and deleted all materials about Ukraine from their website. However, Evloeva continued to post them in her private Telegram channel. These were the posts that resulted in the criminal charges.
At first, the media reported that the grounds for the first criminal charge was a post made on Yevloyeva’s Telegram channel on March 23rd, where she called the Z sign «synonymous with aggression, death, pain, and unconscionable manipulation.» However, the decision to initiate criminal proceedings (OVD-Info is in possession of the document) mentions two posts that were made between March 5th and 9th. In that period, Yevloyeva twice wrote about Ingushetia residents who were taken hostage by Ukrainian troops, and twice posted the loss reports, as well as her own text about the residents of Ingushetia who died in the war. There was also a post about an open letter with reflections on the situation in Ukraine that might have been authored by an FSB officer. The journalist believes that the police became interested in some or all of these publications. The investigators refuse to reveal the details to Yevloeva’s lawyer, Andrey Sabinin, since his defendant is outside of Russia.
The second case was launched a month later. This time it was concerning a repost of a photo from Bucha with a comment: «The Russian soldiers rape women and girls in Ukraine, kill civilians, rob and loot. When I watch the news, I get so many flashbacks. Nothing has changed since the Chechen war. It is all the same.»
Despite all the precautions, Fortanga was blocked at the end of March. Yevloyeva says the editors still have not received an explanation. In April, the father and the 22 year-old daughter of the journalist were interrogated by the Investigative Committee. The security forces were interested in Yevloeva’s whereabouts and contact details, in the family’s attitude to her activities, and why she was still registered at a house where she had not lived for many years. At around the same time, the government-related Ingush Telegram channels reported that the journalist was put on an international wanted list because of her relation to a case on an extremist organisation. One of the channels wrote: «At the moment Yevloeva is mass producing Ukro-fakes. She thinks the letter ‘Z’ is a new swastika. Let us visit Yevloeva in her dumpster of fakes.» However, the information about her placement on the international wanted list remained unconfirmed. The journalist believes this was merely an attempt to threaten her.
«I don’t really understand the point of launching two identical criminal cases against a person who does not reside in Russia. Probably, this is for threatening others. I think the government is trying to get rid of everyone who speaks up. For instance, we have received a list of 12 names of Ingush residents who were killed in action, while the official media have reported only 4. Our articles have a lot of resonance so they demonstratively start these criminal cases, ” says the journalist.
«So Society Understands»
Several hours after the Russian President announced the start of the war in Ukraine, Roskomnadzor announced that any writing about the war, which must exclusively be called a «special military operation, ” could only use official government sources. The agency threatened to block the websites of, and fine up to 5 million rubles, anyone who did not comply.
This was followed by increased censorship–on February 26, Roskomnadzor demanded that 10 independent media outlets delete publications about the war, threatening to block their websites if they did not comply. Since then, over 3,000 websites have been blocked (as of May 5th, according to data from Roskomsvoboda). Through mid-April, Roskomnadzor had blocked over 117,000 «fakes» about the war, according to a report by the agency’s head.
On March 4, a week after the war began, the Duma increased wartime censorship by passing a packet of amendments to the Code of Administrative Violations and the Criminal Code. These changes created punishments for any statements about the war and the Russian military. In the Criminal Code, a new article was introduced, 207.3–”Public dissemination of knowingly false information about the use of the Russian Federation’s military.» The amendments were placed in a bill from 2018 which had already gone through a first reading. The law went through its remaining two readings in one day, and was immediately unanimously approved by the Federation Council and signed by the President. The law went into effect that same day.
During the discussions of the law, the Speaker of the Duma, Vyacheslav Volodin noted «It’s possible that literally tomorrow those who lie and make statements discrediting our military, will be punished [by the new laws], and very harshly. I want everyone to understand–and society to understand–that we are doing this to protect our soldiers and officers, to protect the truth.»
On April 6, further amendments were made to Criminal Code Article 207.3 to extend criminal responsibility to any false statements about Russian state agencies operating abroad. According to a senior partner of the «Net Freedoms Project«-- a human rights project that has provided defense representation in over 20 cases of «fakes”--the amendments work as follows: «So you write something, for example, about [The Foreign Minister] Lavrov, who is somewhere outside of the country–now this can be grounds for opening a criminal case. But if you write about him before he gets on the plane and leaves the Russian border, then there’s no basis for a criminal case.»
The punishment for disseminating «fakes» ranges from 1.5 million rubles, to a year of community service, to three years of compulsory labor to three years in prison. If the «fakes» are distributed using someone’s official position (section A, part 2), by a group (section B, part 2), with falsified evidence (section V, part 2), motivated by financial gain (section G, part 2), or motivated by hatred or animosity (section D, part 2), the fine increases to 5 million rubles, compulsory labor up to five years, or imprisonment up to 10 years. The most severe punishment is for «fakes» that have grave consequences–up to 15 years imprisonment. The law does not specify what qualifies as grave consequences. To date, there are no known criminal cases being investigated under this part of the code.
The first criminal cases under the new code occured on March 16–two cases were opened in the Tomsk region and one in Moscow. As of June 14, there are at least 59 cases with respect to 58 defendants. The first sentence was handed down on May 30 by a court in the Zabaikal region. Peter Mylnikov, a resident of the village Olovyannaya, was fined 1 million rubles. According to the investigation, he distributed two documents on a Viber chat which contained information that turned out to be false–in one, it said that they would send Young Army Cadets to Ukraine when they reached 18, and in the other, that bodies of soldiers killed in action would be burned. Mylnikov admitted his guilt, although he did not deny that he did not support the war.
The second sentence was handed down on June 3 in Crimea to Andrey Samodurov, an employee of the Ministry of Emergency Situations. Based on information from the Telegram channel «Baza, ” he allegedly went door-to-door announcing an emergency evacuation to Yalta residents saying that «The US has already sent rockets and planes» because of the war in Ukraine. His punishment was not announced. Based on the information from the court website, his case was heard in its entirety in one hearing. Usually court hearings that brief indicate that the defendant has agreed to a special procedure [plea bargain] for hearing the case.
According to Stanislav Seleznev, the Investigative Committee uses the same practice for cases under Article 207.3 as they did for cases about «coronavirus fakes» (Article 207.1–”Public dissemination of knowingly false information about circumstances that pose a threat to the life and safety of citizens»). Convictions under this article were also determined in a special procedure if the defendant admitted guilt.
«Investigative work on these cases has a key feature: immediately after the arrest, or during the first interview of a witness, or interrogation of a suspect, they try to convince the person to admit that they made the statement. As a rule, almost no one denies this. And then with that done, they propose that the person sign a voluntary confession and also confess to the rest of the ‘bouquet’–including that the statement was made ‘knowingly’ and ‘falsely.’ The person, suddenly realizing what has happened, decides to formally confess to the police themselves. And only after they receive the voluntary confession do they invite in the lawyer, as a rule, a court-appointed one, ” explains Seleznev.
«Discrediting» or «Fakes»?
In addition to the statute on «fakes, ” another law was also passed on March 4th prohibiting «discrediting the Russian armed forces.» The first «discrediting» offense receives an administrative punishment, whereas the second becomes criminal. The problem is that frequently, similar activities are considered by the authorities to constitute both «discrediting» the army and also «fakes» about the army. The guiding criteria for police and investigators are opaque.
Like Isabella Yevloyeva, media manager Ilya Krasilshik also published a post about Russian soldiers killing civilians in Bucha. A criminal case was also opened against him for «fakes.»
OVD-Info is aware of at least 18 instances when people were charged with «discrediting» for posts about what happened in Bucha. For example, a Moscow man reposted a long entry on his VKontakte page which contained the following text: «On Sunday, all of America learned about the monstrous crimes against humanity committed by Russian barbarians in Bucha, about a genocide–a mass murder of people for one reason only, because they were Ukrainian, citizens of a free Ukraine.» He was fined 45,000 rubles for the administrative violation of «discrediting» (OVD-Info is in possession of the court decision).
Among the criminal cases charged under the statute on «fakes» at least four have been for posts about the number of Russian soldiers killed in the war. At least three administrative cases for «discrediting» have been opened for posts on the same topic.
One Ulyanovsk resident sent several messages in a closed group chat including: «They are shooting at kindergartens and maternity hospitals. More than 60 children have already died, ” and «Our Ulyanovsk battalion, located near Kiev, has almost been completely destroyed. 300 dead bodies have already been transported out.» He was fined 30,000 rubles (OVD-Info is in possession of the court decision).
Dmitrii Baev, a deacon of the Ioann Predtechi Church of the Nativity, published a post on VKontakte stating that Ukrainian soldiers had «sent 17,500 orks to the underworld, ” and also called Russian soldiers occupiers. A criminal case was opened against him. Information about the number of Russian soldiers killed in action was also posted on social media by Kostroma resident Alexander Zykov. Citing Alexey Arestovich, advisor to the Ukrainian President, he wrote about the destruction of the 331st Guard Airborne Assault Regiment from Kostroma. A criminal case was also opened against him.
n total, OVD-Info reviewed 900 available decisions on the «discrediting the army» statute. In around 100 of them, judges cite the unreliability of the information being distributed, but classify the offense as administrative. There is no clear delineation between the application of Criminal Code Article 207.3 and Article 20.3.3 of the Code of Administrative Violations, notes Daria Korolenko, a lawyer at OVD-Info: «It appears that whichever agency finds it first, that’s the type of case they’ll open.» Currently the analysts at OVD-Info are researching the implementation of these statutes and have published preliminary findings on their Telegram channel.
«At first we thought that criminal cases would be mostly used for publications on the most difficult topics, for example posts on Mariupol or Bucha. Those criminal cases certainly do exist, but at the same time, people are charged with ‘discrediting’ for almost identical posts, ” said Korolenko.
She believes that one of the biggest problems with the statute on «fakes» is its vague terminology: «Over half, if not all, of the criminal cases under 207.3 could have easily been considered discrediting. The wording in the text of the law is too broad. It’s possible that when there is more court practice on these laws that some sort of logic will become clear. However, I am sure that it’s completely random, which creates additional danger: you post something on the internet and don’t know whether a criminal investigator or a beat cop will knock on your door.»
A recent interview with Sergey Kiriukhin, an investigator from the Lipetsk region’s Investigative Committee, published on the agency’s website supports this: «Speaking in simple terms, any publicly available publication on social media, news media, or the internet saying anything about the activities of the Russian army that is not confirmed by the Ministry of Defense or some other official source (President, government, ministries and agencies), can be considered knowingly false information, the distribution of which can lead to criminal liability.»
The logic of the statutes on «fakes» and discrediting the army is that the first punishes for disseminating facts and the second, for opinions, says Stanislav Seleznev. At the same time, there are cases where the new norms are applied arbitrarily: «If we say there is no such division, we need to admit that cases are opened chaotically. Perhaps this is not entirely true. There are isolated incidents, because investigators have not yet learned the methods for investigating them, especially since under Criminal Code Article 207.1 [«coronavirus fakes”], there were few cases throughout the country. There were also quite a few errors that popped up, and they had to either reclassify the cases or close them.»
Phones and OMON–what else counts as «fake»?
The first known defendant in a criminal case on «fakes» who has been jailed was a driver for the Moscow MVD Sergei Klokov. He was born in Irpin and lived for some time in Bucha. His relatives and friends are still in Ukraine and at the beginning of the war, Klokov’s father evacuated from the Chernigov region to Germany.
According to the investigation, while on the phone with a police colleague, Sergei Klokov said that Russia was underreporting the numbers of soldiers killed in action and wounded soldiers evacuated to Belarus, that Russian soldiers were killing civilians in Ukraine and that Ukraine «is not run by Nazis.»
Klokov was charged with spreading knowingly false information about the Russian military by a group of people, using his official position, and motivated by hatred (Criminal Code Article 207.3, section 2, parts a, b, and d) and arrested. According to the investigators, the hatred contained in Klokov’s actions was directed towards the «Russian people.»
According to his lawyer Daniil Berman, the evidentiary base of the case rested on a wiretap of Klokov’s telephone, which law enforcement started listening in on several months before the war began. These investigative actions were carried out in connection with a criminal case opened in the early 2000s, which Klokov had nothing to do with.
The investigators considered three phone conversations with different people in one day to constitute public dissemination of information. «The logic is the following: if you make three phone calls, that means you have disseminated it to three people, which is more than two, and that means the information was disseminated publicly, ” explains Berman.
During the first interrogation, Klokov refused to admit guilt, but during the second interrogation he did. Berman thinks that his defendant was pressured to confess.
After his arrest, lawyer Vladimir Markov came to visit Klokov in the police station and told him that he would represent his interests for free. According to Berman, Makarov was not a court-appointed lawyer, since the case materials contain an order which shows that he was individually contracted: «This lawyer recommended that [Klokov] admit guilt and not make a scene, otherwise things would be worse. He went to court with that lawyer for the pre-trial detention hearing and the judge decided to keep him in pre-trial detention. The lawyer’s speech in the courtroom was accusatory in tone.»
Specifically, Makarov said that Klokov was in a «compromised» mental state, and that the Criminal Code article that he was being charged with was «necessary as a warning» because he had «acted poorly» towards his people and «been a burden» to them.
«Klokov’s ‘our guy, ’ he’s a Soviet guy, he’s not an enemy of the people. Did he mess up? Yes, but not out of malice, he ‘lost his mind, ’ his psyche couldn’t stand it. Throughout the past few days the investigators and I both saw that he was disoriented, zombified, that his psyche was distorted and his perceptions inflamed. We had to take it slowly to even talk to him. And so, the fact that he needed to cooperate with the investigation, that he needed to say that what he did was wrong, he didn’t understand that, he had different information in his head, ” stated Makarov in court.
Several days after his arrest, Klokov’s mother contacted Berman and asked him to take the case. In the temporary detention facility, Berman was first told that Klokov had refused his services without presenting any documentation of the refusal. Finally, Klokov separated from his first lawyer and signed a contract with Berman.
Klokov also told his new lawyer that police threatened to open a criminal case against his mother and wife as collaborators. Their bank cards were confiscated during the search of his home and then blocked. According to Berman, the investigators did not explain why the cards were blocked.
The lawyer thinks that there will be a conviction despite all of the violations: «I’m certain that if nothing in the country changes, in a global sense, then all of the accused or at least the majority of them, including Sergei, will be convicted. At this point it’s impossible to say what kind of sentences they’ll receive, but they’ll all be found guilty. They didn’t pass this law only to later acquit people and dismiss criminal cases.»
If in Klokov’s case the public dissemination was the result of a personal conversation, in the case of Khakassia journalist Mikhail Afanasev, the «fakes» about the army were actually about OMON and Rosgvardia. An article entitled «‘Refuseniks’ or why 11 Khakassia OMON and Rosgvardia officers refused to participate in the ‘special operation’ in Ukraine» was published in Novyi Focus at the beginning of April.
Several days later law enforcement came to editor-in-chief Mikhail Afanasev’s, home to conduct a search. It soon became clear that there had been a criminal case opened against the journalist for disseminating «fakes» using his official position (Criminal Code Art. 207.3, section 2, part a). Afanasev was arrested. Any media outlets that reprinted the article from Novyi Focus were blocked by Roskomnadzor.
Even though the material did not contain any information on the military, Afanasev was charged with «fakes» about the army. At the time the article was published, the statute on «fakes» only covered the Russian military. The broader formulation, which includes «state agencies, ” was not yet in use.
«The basis for the criminal investigation was a report from a well-known expert witness, Olga Yakotsuts, who has proven to be controversial, for example in the case of Svetlana Prokopyeva. To the question of whether Afanasev’s publication contained statements about the Russian army, the expert answered that yes, there are statements about the Russian army in the form of descriptions about OMON. The level of her reasoning was outrageous. One line and nothing more. I mean, a linguist is not required to know the laws on defense and how to differentiate between different troops. Nevertheless, exceeding the boundaries of her credentials, she answered the question in the affirmative, ” explained Stanislav Seleznev.
«To Silence Everyone»
On June 7, the house belonging to Isabella Yevloyeva’s 70-year-old parents in Sunzha was searched. This wasn’t the first time. In 2019, the police spent six hours searching the home of the journalist’s mother and father, surrounded their house with military vehicles, and blocked entry. By then, the threats to Yevloyeva’s family had already caused her to resign from her position as Fortanga’s editor-in-chief and emigrate from Russia.
«They told me then that my children would have problems, ” Yevloyeva said. «They were in Russia, while I was already in Europe. But then [the head of Ingushetia Yunus-bek] Yevkurov resigned. During that time, I managed to get my [three youngest] children out of the country and to return to my profession. Now they are pressuring me through my parents, searching and interrogating them, ” said Yevloyeva.
The pretext for the new search was a case on «fakes». The police confiscated the Yevloyevs’ phones and, once again, asked them about their daughter’s whereabouts, the reason why she was registered at this address, and their thoughts about her work. In her Telegram channel, the journalist wrote that after the encounter with the police her parents stopped responding. She later learned that her mother had had a hypertension emergency and was transported to the hospital after the search was finished.
«My Mom has had high blood pressure every day since then. She is a trooper. She hangs in there and keeps it together. But her body responds to the stress. It’s not just the search though. My parents live in constant fear for my life. They know that my colleagues are in prison and understand that I should be there with them but that, by pure accident, I ended up abroad, ” Yevloyeva said.
The journalist does not consider herself guilty and insists that she has not disseminated any false information. All the information that Fortanga reported and Yevloyeva posted in her Telegram channel went through multiple rounds of fact checks. She said that the information about the war casualties and prisoners came from valid sources: «I had the names of servicemen, the military regiments they served in, their years of birth, and all the other information about these people. I fact-checked everything. I didn’t make it up. This is ridiculous. There are indeed people who deliberately spread false information in Russia. It’s our government, our president. They know that they’ve been lying to us for many years, and they keep doing it. They accuse other people, ordinary people, of all the things that they do themselves.»
According to senior partner of the Net Freedoms Project Stanislav Seleznev, in the cases on «fakes, ” the investigators do not try to prove that the information is «knowingly false.» «To prove the ‘knowingly’ part, they need to prove a whole set of circumstances—that the person was absolutely sure that the information was false and spread it to misrepresent the facts. Instead, the investigators urge suspects to plead guilty, ” he explains.
Investigations are based on the law stating that accurate information can only come from government sources and the rest is «fake.» Seleznev notes that there are only two ways to prove that the information is not false—to prove that the Ministry of Defense is lying or to prove that the author of a publication had no doubt that their information was accurate.
The first option is hardly realistic under the current circumstances. And the second option is interesting, because it requires subjective evaluation. For some people, only the Ministry of Defense posts can be trusted, while other people think that the BBC offers truthful information. The problem is that [these sources] often contradict each other. During the war, this is completely expected, considering that the Ministry of Defense is one of the sides of the conflict. Ultimately, the arguments during criminal case hearings on «fakes» end up being about ‘posts vs. posts, ’» the lawyer said.
Aside from Isabella Yevloyeva’s two cases, the article on «fakes» has been used in Ingushetia against blogger Islam Belokiyev. He talks about the problems in the region in his accounts on YouTube and Telegram, criticizes the Russian and Ingush authorities, and opposes the war in Ukraine.
«For the smallest republic in Russia, three ‘fake-news’ criminal cases are a lot, ” Yevloyeva said. «In the neighboring regions everything has been suppressed; in comparison, there was still some life in Ingushetia. Some protest mood remained after the wave of repression against our society. That’s why they want to shut us up, to silence everyone. And, overall, they are succeeding. Fortanga is the only media outlet in the region that reported on hot topics, but now they want to shut it up as well.»
Since the police search, Yevloyeva has not published any new posts on her channel. The journalist said that she’d been told through a relative that as long as she writes about Ingushetia, her parents won’t be left alone.
«My family has been taken hostage. Their well-being and peace of mind is being traded [for my silence]. I am being forced to stop writing and to practice journalism. I think about it all day every day, and I can’t make a decision. First, I think I should agree to their conditions for the sake of my family. Then I think that I can’t do it because it is unfair. I understand that the world is unfair. But when you know that you are right, and when you are being blackmailed and pressured in such a despicable way, it is very difficult to make a decision, ” the journalist said.
Yevloyeva emphasized that her family does not intend to leave Russia, and Fortanga will keep operating even without her: «My Mom and Dad say that they are too old to leave, that they don’t have much time left and want to stay on their native soil. It may be hard to understand for some people, but our people are very attached to their land. And then, even if they leave, there’ll be my daughter with her family, and she will have a baby soon. There’ll be my brothers. Fortanga is a grassroots publication, created by activists during popular protests. Whatever decision I make, there will be people who will continue the work.»
|
|
