| Вс, Сен 10, 2023 12:22am [Аноним] - 236 d back | ↑↓ |
|---|
Американская мечта сосредоточена на достижении богатства. Однако почему нет французской, итальянской, русской мечты? В европейских странах мечта о богатстве также существовала, но она вписывалась в широкий спектр представлений о полноценной жизни и была распределена в общей культуре кастового общества, где для подавляющего большинства мечта о богатстве была беспредметной фантазией.
В США, стране индивидуального предпринимательства, богатство стало доступным для миллионов, мечта перестала быть абстракцией, стала жизненной целью и эпицентром общественных интересов, а термин "американская мечта" возник в 1931 году в книге историка Джеймса Трусли Адамса "Американский Эпос", где автор проследил трансформацию Американской Идеи с момента основания Нового Света.
Американская идея изначально была идеей религиозной. Английские протестанты, прибывшие в 1620 году на новый континент, не мечтали о богатстве; их целью было создание Царства Божьего на земле, где человек направит все силы на расцвет своего духа. В глазах первых переселенцев, Отцов-Пилигримов, пуритан, в Старом Свете не было места для Царства Божьего; католическая Европа, живущая низменными страстями, передала идеи истинного христианства, духовная жизнь в ней угасала, и она была обречена также, как когда-то Содом и Гоморра.
На новом континенте, далеком от развитой цивилизации Европы, среди нетронутой природы, протестанты надеялись построить новый совершенный мир, и в процессе его создания, в процессе труда, очистится и обогатится духовная природа человека. Труд - служение Богу, он увеличивает богатство, которое Он подарил человеку, и результат труда должен принадлежать только ему. Тот же, кто создает богатство только для себя, теряет свою душу, погружаясь в бездну греховных наслаждений плоти, как гласит Библия: "Плоть – тление, дух нетление", духовное богатство важнее всех физических богатств мира.
Библия для первых переселенцев, протестантов, была не просто Священной Книгой, она была руководством к жизни, все поступки членов общины связывались с божественным законом. Следуя библейским заповедям, протестантские общины ограничивали попытки личного обогащения. Власть общины над жизнью ее членов была абсолютной, так как в первый период освоения нового континента в одиночку выжить было невозможно.
Однако, когда последующие поколения колонистов адаптировались к новым условиям жизни, из общин начали выделяться семейные кланы и группы единомышленников, создававшие свои маленькие колонии, а к середине 18-го века одиночки могли уже не только выживать, но и создавать богатство только для себя. Протестантские общины, приспосабливаясь к изменяющимся условиям, начали менять свои принципы. Добродетельным человеком стал считаться тот, кто своим трудом создавал личное богатство, но часть доходов отдавал на нужды общины. Бедность была отнесена к разряду пороков, так как быть бедным в стране огромных возможностей означало только одно - неспособность человека, отсутствие воли, характера, морального ущерба. Бедняк ничего не вносил в общину, и хотя получал ее помощь, уважения получить не мог.
Библейская заповедь "все люди братья" уступила место заповедям Успеха, который стал особой формой национальной религии. Америка создавала новую цивилизацию с новой моралью, моралью труда, моралью всеобщей конкуренции, в которой успех был знаком любви Бога. Все, что ведет к успеху и богатству, считалось добродетелью. Аморальным считалось все, что ведет к неудаче. Неудача подтверждение порочности человека, а способность создавать богатство - божественный дар, позволяющий приблизить человека к Богу, к Богу-Создателю.
"Христианство, в конечном счете, приспособилось к капитализму, которое было глубоко чуждо учению Христа", писал немецкий философ Адорно.
Во второй половине 19-го века началась массовая иммиграция из стран Европы, и ее цели были иными, чем цели Отцов-Пилигримов. Это было бегство от европейской нищеты в земной рай, где "тротуары выстланы золотом".
Покинуть родную страну и отправиться на далекий континент, на котором едва заметны признаки цивилизации, решались не только самые отчаявшиеся, но и самые решительные, способные на риск, динамичные и агрессивные в достижении поставленной цели – охотниками за удачей. В значительной доле иммиграции также входили "джентльмены удачи", криминальные элементы, убийцы, воры, мошенники, бежавшие от европейской юстиции в страну полной свободы.
Новые иммигранты приезжали в Новый Свет не для служения Богу, а для покорения Успеха. Для европейских бедняков материальное благополучие было более важным, чем духовное совершенствование и нравственная жизнь. Как писал русский поэт о целях их жизни:
Какая смесь одежд и лиц,
племен, наречий, состояний!
Из хат, из келий, из темниц
Они стекались для стяжаний.
Всемирно известный английский путеводитель по многим странам мира, Бедеккер, в 1890 году предварил свое описание Америки следующим кратким комментарием: "Америка стоит в том месте, где сливаются в одну две реки, одна течет в рай, другая в ад. Соединенные Штаты - особая страна, страна контрастов."
Религиозность, которая, по сути, иррациональна, соседствовала с рациональным, материалистическим мировоззрением. Уважение к другим сочеталось с агрессивностью, отзывчивость и желание помочь с безразличием к чужой судьбе, честный труд и уважение к закону с широко распространенной преступностью, вера в честную игру, "fair game", со всемобщей тенденцией к манипуляции другими, конкуренция всех со всеми, со стремлением к кооперации. Крайний индивидуализм с конформизмом.
Контрасты возникали в атмосфере несравненной свободы новой страны. Это был свободный поток, в котором все его струи сливались в одно и неразрывное целое. Это была не две реки, а одна, она текла в одном направлении, в направлении расцвета материального богатства, и внутри нее возникали те формы и виды свободы, которые соответствовали фарватеру движения.
С одной стороны, свобода индивидуального предпринимательства привела к уровню материального комфорта, доступному для многих, в то время как в Европе такой уровень был доступен лишь ограниченному кругу лиц. С другой стороны, в рыночной демократии индивидуальная свобода могла существовать только внутри жестких рамок экономических требований, в которых для достижения личного успеха индивид должен был отказаться от свободного самовыражения. Экономическая игра требовала адаптации к постоянно меняющимся условиям. В Европе конформизм, приспособление, были добровольным выбором, в Америке конформизм не был выбором, это была единственно возможная форма выживания.
В Европе, с ее сложившейся в течение веков экономической и государственной структурой, общество ставило индивида в рамки, определенные законом, традициями и моралью, и внутри этих рамок он был свободен. В Америке, где общество и государство только формировались, не существовало инструментов контроля над разношерстной массой иммигрантов из всех стран мира. Здесь свобода могла привести не к власти демократии, а к власти охлократии, власти толпы, власти плебса, в конечном счете, к анархии. Свобода, в этих условиях, была опасна, и чтобы обуздать хаос человеческих воле, ввести их в созидательное русло, были использованы те качества человеческой природы, которые в Старом Свете считались негативными, относились к разряду пороков.
Один из основателей американского государства, Мэдисон, писал, - "В европейской схеме гражданского общества утверждается, что человек, по своей природе, стремится к добру, а это приводит к расцвету всех человеческих пороков, и только деспотия сильного государства позволяет удержать людей от разрушительных инстинктов. Вера в добродетели человека не подтверждается жизнью. Когда человек говорит о свободе, он думает о свободе только для себя, когда он говорит о справедливости, он думает о справедливости только для себя. Не добродетели, а грехи двигают человеком, им двигает эгоизм."
В Европе цели общества, нации, государства считались более важными, чем цели и интересы каждого отдельного человека. Если позволить каждому думать только о себе, игнорируя интересы всех остальных, это неизбежно приведет к развалу общества. Всеобщее благополучие создается подчинением личного интереса интересам всего общества в целом. Государство всей своей мощью регулировало конфликты классов, социальных групп и индивидов.
Но в Америке, где сильного государства пока нет, общественный порядок мог быть создан только самими людьми, волей миллионов. Авропа много веков создавала общественные структуры, используя разнообразные инструменты поощрения и наказания. У Америки, начинавшей с нуля, создававшей все общественные институты заново, с чистого листа, был лишь один инструмент, экономический, эгоистический интерес. Личное богатство могло появиться только в результате многочисленных взаимовыгодных экономических связей, и в них необходим консенсус, всеобщее согласие с правилами, нужно учитывать интересы других, коллег, партнеров, поставщиков, покупателей.
В Европе идеалы гуманизма ставились выше практики материальной, а жизненный успех определялся по многим параметрам. Америка сузила представление об успехе до одной составляющей в конкретной, осязаемой форме, а счастье было определено количеством денежных знаков. Мечта о счастье воплощалась, как говорил Токвиль, в "романтике цифр, которые имеют неотразимое очарование". Цифры богатства приобрели значение почти религиозное, это была особая форма идеализма, которую Токвиль отметил в своей фразе, - "есть что-то сверхъестественное, мистическое в необыкновенной способности американцев к приобретению."
"Америка считается самой свободной страной в мире, потому что здесь каждый, независимо от своего статуса, может добиться успеха и стать богатым. Это общепризнанное утверждение, но не все, кто начинает с малого, достигают миллионного состояния. Если каждый станет миллионером, то кто будет считаться 'миллионером'? Понятие 'миллион' имеет символический характер, оно означает, что у вас больше, чем у большинства. Но не все могут иметь больше, чем большинство. Это противоречит здравому смыслу, но мечта идет вразрез с здравым смыслом, мечта - это идеал, даже если он недостижим.
'Американец черпает свои убеждения из народного фольклора, в котором каждый может стать миллионером, если мобилизует всю свою энергию и способности. Несмотря на то, что это противоречит его жизненному опыту, он никогда не перестанет поддерживать этот общепринятый миф.' - американский социолог Абель.
Мечта может идти вразрез с жизненным опытом, но мечта не абстракция, она воплощается в системе общественных ценностей, и главная из них - уважение к другим. Человек может выжить в любых физических условиях, но, психологически, без уважения общества, он не выживет. И не он сам, а общество определяет, за что оно уважает человека, а за что презирает.
В Старом Свете качества личности, уникальность внутреннего мира, широкие и глубокие знания, эмоциональное богатство и высокие этические нормы традиционно считались качествами, которые приносили уважение общества. В Новом Свете уникальность личности определялась уникальностью банковского счета, и, чтобы стать личностью, заслужить уважение, нужно было стать 'миллионером'. Невыносимо чувствовать себя, в глазах окружающих людей, ничтожеством.
Общественное уважение определяется количеством богатства, и прежде всего, деньгами, и критерии денежного статуса постоянно меняются. До середины 19-го века обладатель нескольких сотен тысяч долларов считался богачом. Во второй половине 19 века, такой же престиж имел миллионер, в последние десятилетия 20-го века - миллиардер. Движение к мечте не имеет конца.
Скотт Фицджеральд в романе 'Великий Гэтсби' говорил: 'Мечта всегда впереди, чем ближе мы к ней, тем дальше она уходит в будущее, но это не имеет значения. Мы побежим быстрее, протянем наши руки дальше. И, в одно прекрасное утро...' Или, как говорилось в старом анекдоте советского времени: 'коммунизм - это линия горизонта, которая удаляется по мере приближения к ней'.
Казалось бы, что может быть общего у Америки и Советского Союза, но цель советской и американской мечты была одна - рост материальных богатств.
Разница только в том, что американская мечта это мечта об индивидуальном материальном успехе, советская же мечта была мечтой о всемирном, коллективном материальном благополучии. Но обе мечты произрастали из одной и той же почвы, из идеи Прогресса, необходимости безостановочного индустриального развития, а цель индустрии движение, движение с постоянно отодвигаемой целью.
Главный постулат Прогресса - покорение природы, не только физической природы, но и природы самого человека. В процессе адаптации к изменяющимся условиям жизни человек должен постоянно меняться, и только эта способность дает ему возможность выжить.
Экстремальным примером такого покорения природы и человека, служит история штата Джорджия, которая начиналась, как ссылочная колония для преступников. Заключенные британских тюрем, ступив на новую землю, получили свободу, свободу выживать в условиях дикой природы, при отсутствии всякой цивилизации и государства, свободу обрабатывать землю, по которой никогда не проходил плуг землепашца. Трудиться не на лендлорда или государство, а только на себя. Труд превратил британских преступников в крупных землевладельцев, хозяев плантаций, а их потомков в аристократов Юга.
'Аристократы', пьеса афиногенова, театральный триумф 30-ых годов, не сходившей с советской сцены почти сорок лет, также о преступниках, заключенных, работающих на строительстве Беломоро-Балтийского канала, они также меняются, но не в процессе труда на себя, а в условиях трудового лагеря. Советские преступники создавали богатства, создавали 'общественную собственность', и превращались в 'аристократов' советской жизни.
В процессе развития Прогресса труд превратился в главный инструмент 'покорения природы' и человека, и стал ассоциироваться с свободой. Лозунг, стоящий перед внутренними вратами советских трудовых концлагерей, звучал: 'Труд - путь к свободе'. В немецких концентрационных лагерях лозунги были те же.
'Кто был никем, тот станет всем', пропагандировала пропаганда труда в США и Советской России. Труд стал новой формой религии, не зря в Советской России широко употреблялся термин 'религия труда', источником термина был американский протестантизм, который, собственно, и был истинной религией труда, без кавычек. Трудом создаются не только материальные ценности, труд воспитывает человека, создает тот общественный порядок, абсолютный порядок, о котором человечество мечтало с времен Платона, чья 'Утопия' показала основное направление движения цивилизации к идеальному обществу.
Социалисты-утописты 17-го века, Томас Мор и Кампанелла, а в 18-ом Сен-Симон, Оуэн и Фурье, продолжили и развили идеи Платона, но это были лишь размышления, теории, в 20-м веке они получили материальную базу, развитую индустриальную, массовую экономику. Их цели, их направление, определялись специфическими особенностями всех стран цивилизованного мира. В странах, где государственные, политические цели традиционно считались более важными, чем цели экономические, новый порядок строился насилием государства, тотальный контроль осуществлял репрессивный аппарат. В странах экономической демократии инструментом тотального контроля была сама экономика.
Нацисты называли свою мечту Третьим Рейхом, Новым Порядком, порядком, установленным на тысячелетие. Большевики также видели свою версию Нового Порядка, коммунизм, будущим всего мира. У Америки была та же цель, Новый Порядок на века, 'Novus Ordo Seclorum', эти слова впечатаны в однодолларовую банкноту, главный символ американской нации."
Александр Зиновьев отмечает, что в предыдущие века не существовало тоталитарных режимов, и политика оставалась прерогативой узкой элитной группы в сословном обществе, отражая их взгляды. Однако активное участие масс в политической и экономической жизни создало предпосылки для возникновения тоталитарных обществ.
Утопии прошлого настаивали на неизменности правильного порядка, в то время как идея Нового Времени подразумевала постоянное изменение и рост богатства. Утопии видели в прошлом образцы "золотого века", а ХХ век и век Прогресса представлялись как периоды, где прошлое считалось ошибкой. Американская пресса говорила: "Завтра будет лучше, чем сегодня", в то время как советская пропаганда утверждала, что "Новое лучше старого".
Американский эксперимент, начавшийся в XVII веке и завершившийся к концу Первой мировой войны, сделал США лидером социальных изменений, а экономика потребительского общества создала новый общественный порядок.
Свобода предпринимательства, без государственного давления, способствовала индустриализации сельской Америки, что привело к массовому производству товаров для потребления и создало комфортный материальный уровень жизни. Массовое производство предоставило обществу разнообразные блага, и создатели и потребители стали частями экономической машины.
Советский эксперимент в создании индустриальной экономики начался значительно позже, чем в США. Он осуществлялся в сельскохозяйственной стране и пытался добиться того же уровня развития, что и Америка. Государство было единственной силой контроля в России, и большевики, приходя к власти, использовали государственную систему, чтобы уничтожить крестьянство как класс и сформировать новый класс рабочих. Государственное насилие превратило крестьянина в рабочего сельскохозяйственной индустрии и включило его в состав индустриальной рабочей силы.
Америка, достигшая значительных успехов в создании индустриального производства, стала образцом для Советской России. Крестьянский поэт Петр Орешкин в 1922 году назвал Америку "Новой Русью" и в своей поэме описал ее как железный Нью-Йорк, символ индустриального мира.
В доиндустриальном обществе крестьянин выживал на своем земельном участке, завися от природы больше, чем от общества. В индустриальном обществе массовое производство не только создавало рабочие места, но и обеспечивало все средства существования. Индустриальная экономика стала мощным средством контроля как над отдельным человеком, так и над всем обществом. Активное участие масс в экономической жизни привело к созданию огромного богатства, сосредоточенного в руках американской экономической элиты, что дало ей возможность манипулировать общественными институтами и изменять жизнь страны.
В Советской России политическая элита, контролируя средства производства продуктов потребления, смогла радикально изменить области общественной жизни. Экономическая зависимость населения от государства дало партийной номенклатуре мощное средство подчинения общества и формирования новой морали, сознания и мировоззрения. Это было облегчено тем, что в России общество традиционно подчинялось государственному насилию.
В европейских странах социальную политику также осуществляло государство, но оно подвергалось контролю общества. В Америке государство подчинялось экономической элите и фактически служило ее интересам. "Капитаны индустрии" формулировали политические и экономические цели, создавали жизненные идеалы и формировали мировоззрение масс.
Европейские страны создавали Новый Порядок путем революций, разрушая старый мир. Французская революция 1789 года провозгласила "Свободу, равенство и братство" как обобщенное видение общества, в котором братство должно было быть результатом свободы и равенства. Американская Декларация Независимости, казалось бы, также заявляла об этом: "Свобода, равенство и право на поиск счастья".
Однако "свобода" в Америке не означала свободу личности, а была правом на участие в конкурентной борьбе. "Равенство" понималось не как социальное и экономическое равенство, а как равенство возможностей в условиях индивидуального предпринимательства. Братство, описанное в лозунге Французской революции, уступило место "праву на поиск счастья".
Европейские революции выдвигали расцвет личности как свою главную цель и результат, а свободу рассматривали как освобождение личности для самовыражения, создавая иерархическую систему, где свобода для индивидуумов подразумевала отсутствие свободы для массового общества, лишенного индивидуальности. Американская цивилизация не ставила целью расцвет личности; на новом, не освоенном континенте нужны были работники, и все социальные слои превращались в трудящихся. В свободной экономике возникла другая социальная иерархия - иерархия результатов труда. Как написал один из создателей американской конституции Томас Пейн: "...экономика эффективно реализует принцип всеобщего равенства."
Экономика нуждается только в одном типе человека - человеке Дела. Дело унифицирует личность, сводит ее к общепринятому стандарту и, таким образом, создает общество равных. В Европе одним из критериев определения личности была привязанность к мировому знанию и высокой культуре. В то время как человек Дела не нуждается в знании, которое необходимо только для работы, и рассматривает культуру как форму отдыха и развлечения, он не ценит богатства мировой культуры, так как богатство для него означает только материальное и физическое богатство.
В Европе доступ к культуре был передаваемой по наследству аристократией и буржуазному классу, которые передавали богатство из поколения в поколение вместе с культурой. В Соединенных Штатах не было ни наследственной аристократии, ни сформировавшегося буржуазного класса. Ее элита состояла из тех, кто поднялся на вершину из самых низов. Общественные классы отличались не образованием, культурой и манерами, а только экономическим статусом.
В Европе высшее общество наслаждалось литературой, театром и философией, а культурой простого народа были рыночные зрелища. В Америке, стране простых людей, рыночные зрелища стали культурой для всех классов. Поэтому в Америке массовая культура, культура зрелищ, развивалась раньше, чем в других странах мира, и во второй половине ХХ века она начала распространяться по всему остальному миру.
Экономика, став главной целью американской демократии, вывела людей из нищеты, которая унижала их достоинство, создала материальную базу для полноценной человеческой жизни, обеспечила материальный комфорт, а культура должна была стать формой отдыха и развлечения в свободное от работы время, обеспечивая эмоциональный комфорт.
Карл Маркс предвидел, что при капитализме экономика перестанет быть отдельной сферой жизни общества и займет всё общественное пространство, создавая формы жизни, соответствующие целям экономики. Его работы, во многом, строились не столько на анализе, сколько на догадках. Многие его догадки не подтвердились, но его догадка о том, что экономика станет главным содержанием и смыслом общественной жизни, была гениальным предвидением. Экономика, превратившись в центр общественных интересов, перестает служить обществу и начинает служить только себе.
Маркс говорил о том, что экономика будет конфликтовать с интересами человеческой жизни и назвал это "отчуждением". В процессе роста значения экономики в общественной жизни человек будет отчужден не только от продуктов своего труда, но и от самого себя. Он потеряет качества, которые делают его человеком, и станет частью материального мира, частью экономики, слугой собственной тени.
Маркс был первым, кто увидел противоречие интересов экономики и целей человеческой жизни и назвал его "отчуждением". В процессе роста роли экономики в обществе человек будет отчужден не только от продуктов своего труда, но и от самого себя. Он потеряет качества, которые делают его человеком.
До начала индустриальной революции, политика, религия и культура играли ключевую роль в улучшении человеческих отношений в стабильных социальных условиях, но фундаментальные проблемы оставались нерешенными. Экономика смогла во многом решить эти проблемы, и политика, идеология, культура и вся жизнь общества подчинились ее огромной силе.
Экономика доказала свое превосходство перед всеми другими формами создания сбалансированного общественного механизма, и после крушения советского коммунизма, последнего оплота идеологии, на службу которой были поставлены политика, культура и экономика, западная демократия отказалась от декораций идеологических формул и признала, что основным регулятором общественных отношений является сила, сила экономики.
Западную цивилизацию принято называть христианской, но христианская мораль видела в Силе зло, этические нормы христианства призывали к любви к ближнему и состраданию к слабым. Мораль сдерживает тот созидательный порыв, который несет в себе Сила. Сила, разрушая старое, создает новое, и слабые только пользуются тем, что создается Силой. Не личность, не свобода духа, не добродетель создают богатства, их создает Сила в формах, порожденных индустриальным обществом. Эта Сила смогла реализовать многовековую мечту человечества о материальном благополучии, воспитав новое отношение к человеку, где его ценность определяется тем, что он создает.
В Европе считалось, что государство является гарантом общественного и экономического развития и балансирует интересы экономики и общества в целом. Однако государство, как громоздкий механизм, не обладает теми возможностями, которые имеет свободный рынок, гибкий и постоянно адаптирующийся к изменениям. Государство, регулируя все формы общественных отношений, не только подавляет творческий потенциал нации в создании богатства, но и ограничивает все виды свободы.
Основатели США видели в государстве главную опасность для свободного развития общества и стремились ограничить его власть. "Государство - главный враг общества", писал Томас Джефферсон, создатель Декларации Независимости.
Первый американский президент, Джордж Вашингтон, сравнивал государство с огнем, - "Пока огонь в камине, он добрый слуга, но если вы перестанете за ним следить, он сожжет ваш дом".
Без государства общество существовать не может, но общество должно научиться контролировать эту силу, которая всегда имеет тенденцию вырваться из "камина". В конце ХХ века стало очевидно, что ту же тенденцию имеет и другая сила - экономика.
В период кризисов, когда экономика вырывается из "камина", это становится особенно заметным. История дает множество примеров, когда государство насилием подчиняло общество своим целям, противоречащим задачам и целям человеческой жизни. Экономика обладает еще большей силой влияния, так как использует не насилие, а убеждение, сложную систему манипуляций общественным сознанием, которая прививает необходимые для системы взгляды, мнения, диктует идеи, мировоззрение и образ жизни.
|
|
